PhilosophyDay

Примечания и экскурсы

Другая философия / Николай Бердяев. Смысл творчества (опыт оправдания человека) / Примечания и экскурсы

Страница 9

"В человеке важно то а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и уничтожение" (Там же. С.7-8).

"Выше любви к ближнеь к дальнему и будущему; выше еще, чем любовь к человеку, ставлю я любовь к вещам и призракам" (Там же.

"Они измельчали и вс: – и делает это их учение о счастьи и добродетели" (Там же. С.146).

"Человек есть мост, м же. С.173).

"Созидающего ненавидсего: того, кто разбивает скрижали и старые ценности, разрушителя, – кого называют они преступником.

Ибо добрые – неь: они всегда начало конца: – они распинают того, кто пишет новые ценности на новых скрижалях, они приносят себе в жертву будущее, – они распинают все человеческое будущее!" (Там же. С.187).

"Бог умер: теперь хо чтоб жил сверх-человек" (Там же. С.254).

"К сверх-человеку ле, он для меня первое и единственное, – а не человек: не ближний, не самый бедный, не самый страждущий, не самый лучший. –

О, братья мои, если ить в человеке, так это только то, что он есть переход и уничтожение" (Там же.) стр.418.

83. Необходимость освободить абсолютность евангельского духа от относительных ценностей мира в последнее время прекрасно сознают М.М.Тареев в своих "Основах христианства" и кн.Е.Трубецкой в интересном труде "Миросозерцание Вл.С.Соловьева". На этой почве М.Тареев приходит к чисто духовному христианству, порывающему со всякой видимой церковью, а кн.Е.Трубецкой к крайнему дуалистическому разделению Бога и мира, неба и земли. И М.Тареев, и кн.Е.Трубецкой сознают всю мучительность проблемы отношения христианства и жизни и всю лживость обычных решений. Но оба приходят к утверждению внебожественной, внерелигиозной, нейтральной мирской жизни, с чем религиозное сознание может помириться лишь условно и на время. "Ведь нужно подумать о том, – говорит Тареев, – что значит быть христианином: это значит любить до смерти, возненавидеть себя, возненавидеть отца, мать, жену, детей. Народ такою жизнью жить не может. Когда же христианство предлагается как долг и идеал народу, он по естественному чувству самосохранения ищет средств обезопасить себя от "всепоядающего огня" религии, от истребляющих молний неба – и находит это средство в самостоятельной, объективной ценности церковного символа, религиозной формы, доброго дела – в православии, правоверии и обрядоверии". См. "Христианская свобода", стр.105. Исторический церковный быт со всем его естественным язычеством и есть приспособление самосохранения от всепоядающего огня Христова. Но решения мучительного вопроса нет ни у М.Тареева, ни у кн.Е.Трубецкого, потому что они не верят в возможность нового откровения.

84. Результаты святоотеческого оправдания жизни как послушания всегда и во всем в совершенстве выражены в конце XIX века еп.Феофаном в его "Начертании христианского нравоучения". У еп.Феофана страшит омертвение святоотеческого учения о послушании и импонирует его верность старым заветам, его несгибаемость. Еп.Феофан каждым словом доказывает, что святоотеческое христианство отрицает творчество человека, не знает творческого призвания человека. "Христианину свойственно не иметь своей воли, стр.476. Из самого человека ничто не должно раскрыться, он должен лишь освободить место для воли Божьей. "Человек есть средство в деснице Божьей", стр.37. "Один покой для человека в Боге", стр.33. Цель – вечный покой в Боге, а не вечное творчество. В сущности, еп.Феофан отрицает саму идею богочеловечества, которая предполагает свободную активность человека и прибыль от человека для целей мира. В Христе была не только божественная, но и человеческая воля. И в каждом человеке должна быть воля не только божественная, но и человеческая.